безглазая осень
Когда-нибудь, когда и мне будет тридцать, и, насмотревшись на обшарпанные стены аудиторий первого гуманитарного и запихав на полку подальше диплом цвета возможно-хотелось бы #ff0000 -- я напишу о тебе книгу. Пожалуй, это самое большее, что я могу сделать, что мне дано. В кипе бумажно-политических публикаций (а может быть и не бумажных, а исключительно каких-то виртуально-неосязательных, черт их знает, эти пятнадцать-лет-спустя) и окурков, чашек кофе и просто жизни, которая вместе с вечно недокормленной моей кошкой в гордом одиночестве неумолимо скачет куда-то очень, я просто составлю банально - историческое исследование и назову его "Ты". И тебе же, тебя же напишу на первой-титульной, посвящением. Пафосно? Ты...
....Назойливой, немного странной московской исследовательницей, я обзвоню всех твоих роственников-потомков, пусть мычат по-английски в трубку что-нибудь невразумительное, о том, что их де-много, и эти конкретные, разве они помнят, да и давно - почти пятьдесят лет назад, "а вы другим позвоните", "в библиотеках поройтесь"... "сорри"
...Гулкие зимние ночи, горькие, словно лекарство, я выпью их до капли - я возьму каждую, живя лишь кончиками пальцев на клавиатурных-пятнадцать-лет-спустя буквах. Я буду, услышанной в туманной юности песне, любить тебя руками, душой, за невозможностью настоящего.
...Я напишу книгу о тебе, и она станет моим ребенком, ты, ты станешь из тайного возлюбленного - сыном, как и был - фантомом, рожденным лишь разумом, выношенным лишь в околоплодной жидкости моего мозга.
...А потом, потом я прилечу в этот город, и найду - мозолям на ногах, найду это кладбище и этот мягкий белый мрамор, словно простыни белый, что на супружеском ложе в первую ночь, с золотинкой букв-дат, и будет в моих руках две красные розы, две - ты и я, никого более, розы, которые ты никогда мне не дарил.
- У вас здесь кто-то похоронен? Отец? Дед? Никогда вас здесь не видел раньше, в старой части кладбища...
- Муж... а может быть, сын, знаете, я сама хочу разобраться в этом, но никак не могу, - отмахнусь от прохожей внезапности.
- Муж?.. - и он вздрогнет и посмотрит как-то очень странно на моё лицо, стараясь уловить хоть что-то, что могло бы сочетаться с этой третьей семеркой в годе смерти, - сын?..
И не сказанное: безумная! молодая, а так плачет, две розы, бледная, и мокрый гравий захрустит, отдаляясь от меня, расцарапывая эту вечного покоя тишину... А я упаду на колени буду долго плакать, целуя мрамор и буквы... Долго, пока не нырнет в город ночь, не накроет меня свой прохладой, а жизнь, все та же, безысходная, не проскачет мимо, вместе с кошкой.
Ей (кому-то) будет тридцать, она напишет о тебе книгу... (???)
....Назойливой, немного странной московской исследовательницей, я обзвоню всех твоих роственников-потомков, пусть мычат по-английски в трубку что-нибудь невразумительное, о том, что их де-много, и эти конкретные, разве они помнят, да и давно - почти пятьдесят лет назад, "а вы другим позвоните", "в библиотеках поройтесь"... "сорри"
...Гулкие зимние ночи, горькие, словно лекарство, я выпью их до капли - я возьму каждую, живя лишь кончиками пальцев на клавиатурных-пятнадцать-лет-спустя буквах. Я буду, услышанной в туманной юности песне, любить тебя руками, душой, за невозможностью настоящего.
...Я напишу книгу о тебе, и она станет моим ребенком, ты, ты станешь из тайного возлюбленного - сыном, как и был - фантомом, рожденным лишь разумом, выношенным лишь в околоплодной жидкости моего мозга.
...А потом, потом я прилечу в этот город, и найду - мозолям на ногах, найду это кладбище и этот мягкий белый мрамор, словно простыни белый, что на супружеском ложе в первую ночь, с золотинкой букв-дат, и будет в моих руках две красные розы, две - ты и я, никого более, розы, которые ты никогда мне не дарил.
- У вас здесь кто-то похоронен? Отец? Дед? Никогда вас здесь не видел раньше, в старой части кладбища...
- Муж... а может быть, сын, знаете, я сама хочу разобраться в этом, но никак не могу, - отмахнусь от прохожей внезапности.
- Муж?.. - и он вздрогнет и посмотрит как-то очень странно на моё лицо, стараясь уловить хоть что-то, что могло бы сочетаться с этой третьей семеркой в годе смерти, - сын?..
И не сказанное: безумная! молодая, а так плачет, две розы, бледная, и мокрый гравий захрустит, отдаляясь от меня, расцарапывая эту вечного покоя тишину... А я упаду на колени буду долго плакать, целуя мрамор и буквы... Долго, пока не нырнет в город ночь, не накроет меня свой прохладой, а жизнь, все та же, безысходная, не проскачет мимо, вместе с кошкой.
Ей (кому-то) будет тридцать, она напишет о тебе книгу... (???)